«Мы избежали ужасной судьбы колонизованной и истребляемой страны»

У России в силу обстоятельств и особенностей исторической памяти сложился оборонительный менталитет, считает историк Андрей Венков. Но оборонять сейчас приходится и понимание того, что именно мы празднуем в день Победы.

Поводом для разговора с Андреем Венковым, профессором кафедры отечественной истории XX-XXI веков Южного федерального университета, стал его доклад на ученом совете вуза, сделанный в апреле. Он был посвящен проблемам восприятия Второй мировой войны сегодня. Дискуссия после доклада превысила длительность самого сообщения.

- В чем состоят сегодня основные проблемы исследования Второй мировой войны для самих историков?
- В профессиональном сообществе таких глобальных споров, какие были в девяностые, сейчас нет. И в то же время сообществу продолжают навязывать идею войны как борьбы двух тоталитарных режимов – и от нее по-прежнему приходится отбиваться. Один из основных тезисов тех, кто разделяет такую идеологию, - о том, что СССР готовилась к наступательной войне. До сих пор в любом книжном магазине вы можете купить книги Марка Солонина или Виктора Суворова, которые защищают эту концепцию. Но это совершенно политизированная идея, которая оказалась востребована в девяностые. В то же время не обращают внимания на то, что единственная блестящая победа 1941 года – это эвакуация всей военной промышленности с европейской части. Такое сиюминутным решением сделать нереально, это делалось по хорошо подготовленному плану. Значит еще до начала войны планировалась эвакуация всей промышленной части – готовились к войне оборонительной.
И до сих пор у нас общая политика в силу особенностей исторической памяти – оборонительная. Ведь историческая память это не только то, что народ помнит, но и то, чего он помнить не хочет. Каждый год я на первом и четвертом курса исторического факультета провожу эксперимент. Одни дети только сдали ЕГЭ, другие только закончили бакалавриат. Я прошу их назвать победы Александра Суворова за исключением штурма Измаила. И постоянно результат один – полный провал. Просто потому, что Александр Васильевич свои победы одержал на территории Польши, Болгарии, Италии, Швейцарии, и эти подвиги не подходят для оборонительного менталитета. Другой менталитет мог быть у дворянства, но оно было ликвидировано. На момент революции 80 процентов страны жило в деревне. Мы – потомки крестьян. А менталитет крестьянина – патриотический и оборонительный. Он господствует до сих пор.
С немцами совершенно другая ситуация. У каждого народа в памяти есть некая первая битва, которая запомнилась, и ее модель потом передается из поколения в поколение. У немцев первая битва – битва в Тевтобурском лесу, когда германцы заманили римские легионы и внезапно, без объявления войны, с двух сторон напали и перебили их. Эта тактика – концентрация сил, стремительный удар, наступление и добивание – прослеживается во всех германских войнах. Именно это мы увидели и 22 июня 1941 года.
А наша первая битва – Куликовская. Когда поставили в центр московское ополчение, а лучшую конницу спрятали за лесом. Татары потоптали ополчение так, что кони не могли пройти через горы трупов. И когда молодой князь, глядя на это, спросил, не пора ли начинать, воевода ему отвечает: «Рано, ветер навстречу – лошадям будет тяжело бежать». Вот отношение к людям и войне. Эту ситуацию мы видим и во время Сталинградской битвы. Пока у Волги идут бои из последних сил, наши неторопливо концентрируют корпуса на северном и южном флангах. Это генная память: с одной стороны, «мы за ценой не постоим», с другой - мы отвечаем на удар сильнейшем ударом. Но эта память, с одной стороны, результат политики в сфере исторической памяти, с другой – народ готов помнить именно это.
Но это не значит, что иначе и быть не могло. В русской истории были очень красивые наступательные операции. Например, операция 1828 года во время войны с турками, когда была разработана серия ударов, которая не давала противнику опомниться. Правда, тогда большинство генералов у нас были немецкого происхождения, а большинство солдат – участники войны с Наполеоном. Русский офицер немецкого происхождения Федор Торнау в воспоминаниях о том времени пишет, что, когда шли солдаты и их спрашивали, куда они идут, они все отвечали, что идут «бить турок». Не «драться, не защищаться» - «бить». То есть менталитет наступательный тоже может формироваться.
- Вы своем докладе упоминали гипотезу о несостоявшемся захвате СССР Турции – она была доказана?
- Есть версия, что Сталин перед войной продолжал царскую политику и хотел захватить проливы Босфор и Дарданеллы. Эта гипотеза объясняет, почему выселяли горские и закавказские народы. У нас в Ростове была защита докторской диссертации Хаджимуратом Сабанчиевым, в которой излагалась гипотеза, что таким образом готовился тыловой район для войны против Турции. Поэтому кабардинцев не тронули, а тюркоязычных балкарцев, карачаевцев, турок-месхетинцев выселили, а заодно крымских татар, армянских мусульман, калмыков. Многие из них входили в состав Османской империи, и, конечно, агентов среди них могло быть больше, чем среди русских. Но если бы их хотели уничтожить, их бы загнали на север, как кулаков в годы индустриализации. А турок-месхетинцев выселили в Узбекистан к таким же тюркам. Балкарцев и карачаевцев – в Казахстан, где тоже тюркский язык и живут мусульмане. По неофициальным данным, СССР планировал 23 февраля 1945 года объявить войну Турции. Но англичане нас туркам якобы сдали, и те 23 февраля объявили войну Германии – а на союзника нападать уже нельзя. Но официальных документов по этой теме не опубликовано, поэтому гипотеза пока остается гипотезой.
- Вы упоминаете приказ от 18 июня 1941 года о полной боевой готовности, который якобы до сих пор не опубликован. Почему он не опубликован? О чем свидетельствует факт такого приказа?
- Факт свидетельствует о том, что точно знали дату нападения. Войска за три дня привели в боевую готовность. О приказе стало известно из судебных дел в отношении генералов, которые не привели войска в боевую готовность и были объявлены виновными, – например, командующий Западным военным округом Павлов. Ему задают вопрос: почему вы не выполнили такой-то приказ. Но действительно, приказа никто не видел. Уровень снятия секретности с документов военного времени вызывает вопросы.
У нас есть интересный исследователь Алексей Исаев, он показывает, что три дня не решали ничего. За это время просто командные пункты вынесли из городов в сельскую местность. Но подтянуть дополнительные эшелоны за это время нельзя. Немцы опередили нас в развертывании. Но и тут нужно сказать о том, что имела место более масштабный контекст. Позиция Соединенных Штатов была такой – они были готовы поддержать Советский Союз, если Германия совершит неспровоцированное нападение. Отсюда призывы не поддаваться на провокации, чтобы нападение было неспровоцированным. Оно таким и получилось, и американцы начали оказывать нам помощь, значение которой переоценить сложно. Они нам поставили 450 тысяч «студебеккеров» - и только после их получения мы стали способны проводить глубокие военные операции. Ведь боец далеко за танком не пробежит, а на грузовике можно ехать, пока танки не вступят в бой. У немцев мобильность была гораздо выше, на каждую дивизию по 9 тысяч лошадей, и ставка делалась даже не на танк, а на мотоцикл. Немецкая танковая дивизия состояла из полка танков, двух полков мотопехоты и полка артиллерии. В брежневскую эпоху эта структура легла в основу советской мотострелковой дивизии. Немцы, определив логистику России, ставку не только на мобильность, но и на связь. Радиосвязью была оборудована каждая бронемашина, а у нас связь была проводной.
- Когда две армии сопоставляют по обеспеченности, то историки показывают, что по отдельным позициям было огромное превосходство Красной Армии. Но как тогда объяснить те глубокие поражения, которые армия понесла в первый год войны? Я правильно понимаю, ваше объяснение заключается в том, что провал был прежде всего в сфере связи и подготовленности кадров?
- У нас была техника гораздо лучше немецкой. Во-первых, танков вдвое больше, во-вторых, у нас было 800 танков КВ, которые не брала ни одна немецкая пушка. Но большая часть этих танков не была подбита – они были просто брошены. У нас было превосходство в артиллерии, немцы не могли понять поражающей силы «Катюши».
Действительно причины поражения ищутся до сих, и версий много. Исследователь Мартиросян написал, что и предательство имело место. Но на мой взгляд, мы не можем себе признаться в том, что мы хуже готовили солдат и офицеров. Я представляю университет, педагогическое сообщество – и видеть такого рода проблемы – наша обязанность. Мы как народ не настолько дисциплинированы, как немцы. Солженицын назвал их «тесносердечными». Несмотря на то, что немцы свою армию с 1933 года увеличили в 50 раз, у них был лучше подобран кадровый состав. В дневнике Гальдера о призывниках 1941 года сказано: надо сделать все, чтобы они в этом году не попали на фронт, - их надо учить и учить. Далее, чисто историческая составляющая. У немцев со Средних веков были цеха наемных солдат. То есть была прослойка, в которой люди из поколения в поколения несколько веков были солдатами. У нас такими были только дворяне – и то, их при Екатерине Второй освободили от обязательной службы - и казаки. Дворян выбили, а казаков в Гражданскую войну расказачили. И хотя пытались создать казачьи части в войну, но на деле просто лучшие кавалерийские части объявили казачьими. И вышло, что потомственных профессиональных солдат у нас нет.
Это было столкновение разных менталитетов, разных цивилизаций. И немцы как профессионалы воевали лучше. Пример: наши летчики пошли на первый воздушный таран на четвертый час войны. А немцы за всю войну совершили четыре тарана. А причина такая: у немецкого летчика годовой налет – 300 часов, а у советского – 12 часов. Мы выиграли за счет отчаянности, за счет того, что себя не жалели. И потому, что всю индустрию мобилизовали на войну – мирного производства вообще не осталось. У нас детский труд разрешили с 12 лет. Но вывод: учиться, учиться и еще раз учиться. Поэтому пришлось платить столь высокую цену.
- В своем сообщении вы сказали, что заказчиками плана «Барбаросса» выступили ВМФ Германии, которые таким образом предлагали решить проблему выхода к морю. Как это трактовать? Выходит, этот план был вспомогательным, носил чуть ли не технический характер?
- Тут более глубокая проблема – проблема начала Второй мировой войны. Когда Германия начала, как тогда выражались, подниматься с колен, она начала решать проблему поставок сырья. После Первой мировой войны англичане и французы у Германии отобрали колонии в Африке и Азии. И немцы готовились возвращать свои колонии. При этом американцы им профинансировали создание подводного флота. Если бы не это финансирование, они никогда бы не построили флот, равный английскому. Немцы начали войну, разгромили англичан на суше – знаменитый Дюнкерк – и были готовы захватывать британские колонии. Для этого нужен был свободный выход в Атлантику. США в этот момент Англии предлагают помощь, но за это получают равные права в колониях. А немецкие военно-морские силы заявили, что пока у нас в тылу Кронштадт, мы не можем идти отвоевывать колонии. Вообще, надо заметить, военные круги в Германии были гораздо влиятельнее, чем в СССР. У нас при всех репрессиях был выявлен только один заговор – и то против Ворошилова, а не против Сталина. А немецкие генералы против Гитлера организовали четыре заговора – они срывались, а Гитлер как будто не замечал, потому что он боялся этого генералитета. Немецкие генералы поставили вопрос следующим образом: мы не можем выйти в Атлантику, предварительно не разгромив Россию. Они были уверены в победе в течение шести недель. И их можно было понять. Они думали: если в Красной Армии такие начальники, то мы с нею быстро расправимся. Я напомню, что в Красной Армии 129 командиров полков начинали войну солдатами.
- Вопрос о том, что именно мы празднуем, кажется, постоянно ставится заново. Если это война двух тоталитарных режимов, то тут и праздновать нечего. Но в такой постановке ощущается колоссальная несправедливость. Так что празднуем?
- Во-первых, давайте вспомним план «Ост», который сообщает о том, что немцы планировал сделать на захваченных территориях. Территорию СССР предлагалось разделить на рейхскомиссариаты. Мы бы попали в колонию, наш регион входил бы в рейхскомиссариат «Кавказ», в котором ставка делалась бы на казаков и кабардинцев. Чеченцев как заведомо неисправимых немцы обрекали на полное уничтожение. Из этого края планировалось выкачивать ресурсы. Мы избежали ужасной судьбы колонизованной и истребляемой страны. Можно вспомнить, что немцы предлагали в сфере образования: уметь читать жителям колонии не обязательно, считать достаточно до ста. Мы вырвались из страшной кабалы, которую для нас готовили, - вот об этом надо говорить из поколения в поколение. Ведь менталитет подрастающего поколения отличается от менталитета, скажем, людей моего поколения. Сейчас индивидуализма гораздо больше, тогда как мы были в большей степени коллективистами, для которых Родина была главной ценностью. Для индивидуалиста главная ценность – его собственная жизнь. Но и в разговоре с индивидуалистом можно найти мотив, который сделает эту ситуацию для него понятной. Мотив такой: вы посмотрите, сколько раз нас обманывали те, кому многие стремятся подражать, - вы действительно хотите брать с них пример?
- Все-таки: мы и должны были побеждать, но быстрее и меньшими жертвами, или чудо, что мы победили?
- С одной стороны, у меня базовое образование – педагогическое, и когда мы учим детей, нам необходима героизация прошлого. Обязательно. С другой стороны, я сам не могу ответить на этот вопрос. У меня отец 1928 года рождения, в 1944 году забрали воевать тех, кто родился в 1927-м, а до него очередь не дошла. Но он видел своими глазами линию фронта: как немцы, итальянцы проходили. И он мне как-то сказал: «После того, что я видел в сорок втором году, для меня до сих пор загадка: как мы победили?» - хотя он потом стал кадровым военным, обученным в лучших традициях сталинской школы. Но он не мог этого понять. Но и у немцев был просчет. Они насчитали шесть недель с точки зрения своей цивилизации, поэтому у них в первую зиму полушубков не было. А здесь была другая цивилизация. С одной стороны, и мы чудо совершили, с другой – и немцы просчитались.
- А цивилизационный подход в восприятии Второй мировой войны уже оформился в исторической науке? Он кажется, действительно более перспективным.
- Такие исследования есть по Первой мировой и Гражданской войне – могу назвать работы Якименко. Но этот подход в основном остался на уровне публицистики.